Український Крим став єдиним трофеєм Москви в тій кампанії, яку Кремль почав три роки тому

Минуло три роки з того моменту, як Росія анексувала український Крим. За півостровом було вторгнення на Донбас, «Боїнг», військова операція в Сирії - російські телеканали спочатку транслювали все це як низку подій, які відновлюють російський геополітичний вплив. А потім почався зворотний процес. Спершу Кремль перестав говорити про «Новоросію», потім відмовився на офіційному рівні від термінів «ДНР» і «ЛНР» і сьогодні вважає за краще називати окуповані території "окремими районами Донецької та Луганської областей України», пишуть "Новости блогосферы", повідомляють Патріоти України.

Термін «російська весна» теж був замінений на «кримську весну», що констатує головне: український півострів став єдиним трофеєм Москви в тій кампанії, яку Кремль почав три роки тому. Майбутнє Донбасу незрозуміле, його може чекати доля як Придністров'я, так і Східної Німеччини. Але Крим - як мінімум на даному етапі - Кремль зачищає від будь-яких паростків інакомислення. І немає нічого дивного, що головною жертвою цього процесу стали саме кримські татари.

Битвы за прошлое

Кремль раз за разом транслирует мысль о том, что Крым - это «исконно российская территория». Шестьдесят лет существования полуострова в составе Украины (1954-2014) объявляются досадным недоразумением. Но для того, чтобы эту позицию некому было оспаривать, Москва борется в Крыму за «чистоту умов». Любая публичная попытка называть вещи своими именами - включая незаконность произошедшего в феврале-марте 2014 года - подпадает под статью 280.1 УК РФ («призывы к нарушению территориальной целостности»).

За минувшие три года Москва в Крыму возбуждала дела не по национальному признаку, правильнее будет вести речь о преследовании за политическую позицию. Но при этом фигурантами примерно половины дел являются именно крымские татары. С учетом того, что представители этого народа составляют лишь 15% от численности полуострова, налицо диссонанс, который тоже можно объяснить.

С одной стороны, причина в том, что после аннексии украинские силовики в Крыму получили возможность принять российскую присягу. Большинство из них такой возможностью поспешили воспользоваться, а потому все их наработки достались российским спецслужбам. Разумеется, собранная информация по пророссийским сепаратистам оказалась Москве не нужна, в отличие от разработок, которые велись крымскими силовиками в отношении крымскотатарских общественных объединений.

С другой стороны, все происходящее можно объяснить еще и тем, что Крым - это территория конкуренции двух Мифов, систем коллективных представлений о прошлом и будущем. Один из которых - российский. Другой - крымскотатарский.

«Всесоюзная здравница»

Российская история Крыма не столь уж велика, ей лишь около 240 лет. Но после завоевания Крымского ханства Москва начала активно осваивать территорию полуострова и постепенно сформировала свой собственный корпус смыслов, связанных с регионом.

«Колыбель православия», две обороны Севастополя, два города-героя, Пушкин, Толстой, Чехов, летняя резиденция царей, последнее пристанище Белой Армии - все это слагаемые российского мифа о Крыме. Миф не имеет смысла рационализировать, в каком-то смысле он почти религиозен: его можно победить лишь с помощью другого мифа. И потому не имеет значения, что во время той же Крымской кампании 1854-1856 гг. этнический состав полков российской армии, сражавшейся под Севастополем, был во многом украинским. Эта страница прошлого осталась лишь в парадной историографии Москвы, а потому та же Крымская кампания теперь используется Кремлем для обоснования своих прав на полуостров.

Значительная часть этого мифа формировалась уже в двадцатом веке, когда впервые в Крыму численность русских превысила численность крымских татар. А потому полуостров для российского коллективного бессознательного - это еще и «непотопляемый авианосец» и «всесоюзная здравница». Депортация крымских татар в 1944 году лишь облегчила этот процесс - носители главного конкурирующего мифа были выселены в Центральную Азию. И лишь их репатриация в конце 90-х возобновила исторические споры о том, чей все-таки полуостров.

Кровь и почва

Крымскотатарский миф о Крыме - история про «украденную родину» и «растоптанный мусульманский рай». Самостоятельная государственность в рамках Крымского ханства. Депортация коренного населения и заселение полуострова переселенцами с материка. В этом мифе - рассказы про довоенный Крым с общими многонациональными дворами и крымскотатарским языком как языком рыночного, а, значит, бытового общения.

Этот миф, как и российский, отвечает на главный вопрос: чей Крым? И нет ничего удивительного, что оба они дают взаимоисключающие ответы. Для крымскотатарского мифа последние два с половиной столетия - это история про то, как переселенцы и завоеватели постепенно вытесняли их с родной земли. Для российского мифа крымские татары, в лучшем случае, еще один покоренный народ империи, а в худшем - «предатели», которые были «справедливо депортированы в Центральную Азию».

Разница между этими двумя мифами лишь в том, что российский был инклюзивен - в имперском понимании этого термина. Тот, кто согласен был присягнуть новой столице и новому концепту истории, воспринимался как «свой». В то время как крымскотатарский был эксклюзивен: он был изначально оборонительным и нацелен не на расширение границ группы, а на их сохранение. Это тоже можно было понять: крымские татары были в численном меньшинстве, им важно было сохранить себя от ассимиляции и растворения.

Украинский Миф о Крыме тоже существовал, но был слабее по сравнению с двумя предыдущими. Вероятно, так происходило из-за того, что этот миф был сосредоточен вокруг идеи обустройства послевоенного Крыма. Полуостров был передан в состав УССР в 1954 году и именно в украинский период существования региона были отстроены основные коммуникации, включая Северо-Крымский канал, который впервые решил вопрос с дефицитом воды на территории края.

Но именно это «хозяйственное» наполнение украинского мифа его ослабляло - бюргерскому концепту сложно было выдерживать конкуренцию с «военной темой» российского мифа и «витальной» крымскотатарского. И потому даже сегодня официальный Киев нередко в разговорах о полуострове использует именно «крымскотатарский концепт» региона.

Неудобный коренной народ

Именно поэтому крымские татары остаются в фокусе внимания российских силовиков. Они - главный раздражитель для Москвы, потому что являются носителями альтернативного взгляда на прошлое и будущее региона. Поначалу Кремль пытался «приватизировать» их, обещая должности и ресурсы в обмен на лояльность. А когда меджлис крымскотатарского народа отказался признать легитимность смены флагов в феврале-марте 2014-го, была сделана ставка на силовые сценарии.

Вдобавок крымские татары, в отличие от крымских украинцев, остаются более сплоченной и рельефно выделяющейся общностью. Их инокультурность и иноконфессиональность не подразумевает легкой ассимиляции. А если учесть, что основная часть крымских чиновников и силовиков сохранила свои должности после аннексии, то после 2014 года начался период сведения еще и личных счетов. Потому как три года назад история взаимодействия между Симферополем и крымскими татарами началась не с чистого листа, а легла на застарелую историю противостояния по земельным и ресурсным вопросам. А эти противоречия тянутся с начала 90-х, когда крымские татары начали возвращаться из депортации в Крым, где на тот момент их откровенно боялись и не понимали.

Три года назад Россия решила сделать из Крыма свое главное символическое приобретение. Полуострову была отведена роль сакрального доказательства имперской мощи. Ради этого Кремль пошел на нарушение всей архитектуры послевоенного устройства. И потому он будет до последнего бороться с теми, кто будет оспаривать его символическое приобретение.