Журналіст: Червоний і солоний від крові Дніпро мало схожий на свято ...

Пролог

Довго думав, як назвати матеріал, і вирішив, що цей заголовок точний. Писати чергові оди радянській владі і "талановитим" командирам Червоної армії, які виграли війну з Німеччиною, не збираюся - останнім часом бажаючих це робити достатньо, пиге дурнаоіст Юрій Смола, інформують Патріоти України.

Хотелось бы еще раз напомнить гордящимся и ностальгирующим, что войну выиграли не Сталин и Жуков, а простые люди, которые, исполняя преступные приказы тогдашних руководителей, миллионами отдавали свои жизни ради победы одной уродской идеологии над другой.

Верхом цинизма в коммуняцкой тарабарщине послевоенного периода является надпись "Никто не забыт, ничто не забыто" на памятнике "Неизвестному солдату". Сегодня мы вплотную подошли к историческому изучению этой страницы Второй Мировой войны. Написана она кровью многих тысяч людей, судьба которых и по сей день остается неизвестной.

Прихоть Сталина освободить Киев к годовщине революции стоила тысячи жизней

Известно, что освобождение столицы Украины 1943 года было приурочено к 26-й годовщине Октябрьской революции. Чтобы выполнить пожелание Сталина, тогдашние военачальники потеряли сотни тысяч человеческих жизней, но приказ главнокомандующего выполнили.

Горькая правда заключается в том, что уже никогда и никто не сможет подсчитать, сколько в действительности человеческих жизней было загублено советскими полководцами (в первую очередь маршалом Жуковым), чтобы "порадовать" советский народ и лично вождя Иосифа Сталина взятием Киева к 7 ноября и другими победами.

Вот и сейчас верные ученики и последователи Жукова к очередному 7 ноября тоже решили проявить историческую память.

истовка из писем, распространяемых по почтовым ящикам днепропетровцев

Как видим, снова та же советская истерика и тот же пафос в стиле "Никто не забыт, ничто не забыто". Но что взять с политиков? Хорошо хоть, им уже мало кто верит.

Но есть у нас в городе и люди, которые действительно не забыли правду:

"Чернопиджачники"

На войне без потерь не бывает. Но во время форсирования Днепра полегли сотни тысяч людей, которым тогдашняя власть приказала форсировать Днепр без оружия, военного опыта и знаний. Именно поэтому речь дальше пойдет, о мобилизованных в Красную армию из освобожденных населенных пунктов, прозванных в народе "пиджачниками", "черносвитниками", "черной пехотой" – из-за того, что нередко они шли в бой без военного обмундирования.

Поскольку Вооруженные силы СССР воевали "затратным способом", то уже с 1942 года они начали испытывать затруднения в плане людских ресурсов (в армию стали призывать 17-летних, а также началась массовая мобилизация женщин и снижение медицинских требований для тех, кто ранее считался непригодным к службе).

Но их призывали военкоматы, где соблюдалась правила отчетности – поэтому сейчас эти цифры более-менее известны. А вот на освобожденной территории все происходило иначе. Командование наступавших войск с конца зимы 1942 года получило право призывать людей прямо в войска. Маршевое пополнение не всегда успевали доставлять вовремя. И, если в предыдущих боях имелись большие потери, то они восполнялись за счет мужчин в тех населенных пунктах, которые только что заняли.

Нередко забирали даже тех, кто не достиг призывного возраста или уже вышел из него. Документация при этом в горячке сражений далеко не всегда оформлялась. А если и оформлялась, то, зачастую, задним числом, и многие из призванных "прямо в войска", погибнув, остались неучтенными. По сей причине ныне никто точно не знает, сколько их было – есть только оценочные мнения. Скорее всего, конечно, речь может идти о нескольких миллионах.

Людей, живших на оккупированной территории, сразу после освобождения полевые военкоматы отправляли в бой, на передовую – без соответствующей военной подготовки, без обмундирования, часто даже без оружия. Они погибали как настоящие герои, но историей не отмечены. Из-за цвета гражданской одежды их называли "черной" пехотой.

"Черную" пехоту, или же "чернопиджачников", чаще всего использовали как первые эшелоны при наступлении Красной Армии на самых сложных участках фронта. Освобожденные из оккупации мужчины должны были доказать таким образом свою верность Родине.

Это были те самые — большей частью необученные военному делу, бесправные "пораженцы" и "окруженцы", в силу разных обстоятельств попавшие под немецкую оккупацию, и потому с официальной позиции советских карательных органов — граждане "второго сорта". Вот этим как раз — одну винтовку на троих, полкирпича в руки и, как напутствие: "Оружие добудете в бою!". А сзади — заградотряды НКВД.

Сколько "чернопиджачников" загнали в ледяные воды Днепра, сколько их кануло в Вечность — уже не сосчитает никто…

Таких людей, которые по замыслу тогдашней власти должны были собственной кровью "смыть позор пребывания на оккупированной территории", было мобилизовано 300 тысяч – в битве за Днепр их погибло приблизительно 250–270 тысяч. Общие же потери в этой битве достигли 380 тыс.

Мобилизацией таких людей занимались полевые военкоматы, состоявшие, как правило, из взвода солдат и нескольких офицеров. Забирали всех способных держать оружие, даже 16-17-летних ребят. Все проходило якобы на законных основаниях, ведь накануне Ставкой Верховного Главнокомандования, приказом от 9 февраля в 1942 г. №089, право призывать на военную службу было предоставлено не только военным советам армии, но и командирам дивизий, частей, причем в неограниченном количестве.

Страшнее всего то, что большинство из мобилизованных совсем не имели военного опыта, не проходили никаких учений, и их без соответствующей подготовки сразу бросали в бой. Понятно, что большинство из них погибало в первой же битве.

Из воспоминаний генерала Петра Григоренко:

"К осени 1944 года… людей в стране уже не было. Готовилась мобилизация 1927 года, т. е. семнадцатилетних юнцов. Но нам и этого пополнения не обещали. От 4-го Украинского фронта требовали изыскания людских ресурсов на месте – мобилизации воюющих возрастов на Западной Украине, вербовки добровольцев в Закарпатье и возвращения в части выздоравливающих раненых и больных. Нехватка людей была столь ощутима, что мобилизацию превратили, по сути, в ловлю людей, как в свое время работорговцы ловили негров в Африке. Добровольчество было организовано по-советски, примерно так, как организуется стопроцентная "добровольная" явка советских граждан к избирательным урнам".

Всего, по расчетам военного историка Б.В. Соколова, в Красной армии в годы войны служило около 46,5 миллиона человек, из которых, если верить официальным данным, для работы в промышленности и в военизированные формирования других ведомств было отозвано 3,6 миллиона человек. Таким образом, чистый призыв – 42,9 миллиона человек против чистого призыва в Германии в 15,9 миллиона человек, что составляет, соответственно, 20,5% от общей численности населения СССР в 1941 году и 19,7% от населения рейха в 1939 году.

Из 42,9 миллиона призывников около 12 миллионов должны составлять ополченцы и люди, призванные на местах непосредственно в части. "Судьба этих местных призывников с оккупированных территорий была особенно трагична, – пишет Б.В. Соколов в книге "Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи".

И действительно – на них смотрели как на потенциальных изменников Родины и бросали, в буквальном смысле, на убой, чтобы у НКВД после войны было меньше работы по выявлению "неблагонадежных". Хотя "вина" этих людей заключалась лишь в том что, их бросили вместе со всем населением при отступлении Красной армии.

Одну из бессмысленных и беспощадных к собственным людям атак, предпринятых в декабре 1943 года в Беларуси пополнением, поступившим из только что освобожденной Орловской области, хорошо запечатлел бывший командир взвода лейтенант Валентин Дятлов:

"Мимо, по ходу сообщения, прошла цепочка людей в гражданской одежде с огромными "сидорами" за спиной. "Славяне, кто вы, откуда? – спросил я.

– Мы с Орловщины, пополнение.

– Что за пополнение, когда в гражданском и без винтовок?

– Да сказали, что получите в бою…"

Удар артиллерии по противнику длился минут пять. 36 орудий артиллерийского полка "долбили" передний край немцев. От разрывов снарядов видимость стала еще хуже…

И вот атака. Поднялась цепь, извиваясь черной кривой змейкой. За ней вторая. И эти черные извивающиеся и двигающиеся змейки были так нелепы, так неестественны на серо-белой земле! Черное на снегу – прекрасная мишень.

И немец "поливал" эти цепи плотным свинцом. Ожили многие огневые точки. Со второй линии траншеи вели огонь крупнокалиберные пулеметы. Цепи залегли. Командир батальона орал: "Вперед… твою мать! Вперед!.. В бой! Вперед! Застрелю!" Но подняться было невозможно. Попробуй оторвать себя от земли под артиллерийским, пулеметным и автоматным огнем…

Командирам все же удавалось несколько раз поднимать "черную" деревенскую пехоту. Но все напрасно. Огонь противника был настолько плотным, что, пробежав пару шагов, люди падали как подкошенные.

Мы, артиллеристы, тоже не могли надежно помочь – видимости нет, огневые точки немцы здорово замаскировали и, вероятней всего, основной пулеметный огонь велся из дзотов, а потому стрельба наших орудий не давала нужных результатов".

Потери среди этих неизвестных "солдат" никто никогда не считал…

Уже впоследствии, после войны первыми попробовали привлечь внимание общества к этой проблеме тогдашние писатели. В ноябре 1943 года Юрий Яновский в статье "Путь войны" впервые употребил словосочетание "черная пехота".

Через 23 года вышла в свет небольшая повесть Мищенко "Батальон необмундированных", в которой говорилось о мобилизованных мужчинах, которые погибли осенью 1943 года.

В 1968 году Олесь Гончар коснулся этой темы в романе "Собор".

Не обошли стороной в своих работах эту проблему Захарченко, Димаров, Дмитренко, Астафьев, Климов.

Вот как описал этот процесс в своей автобиографичной "Песне победителя" Григорий Климов: "Когда Красная Армия начала выгонять немцев из Украины, то "домоседов" быстренько собирали, – этим занимались даже не военкоматы, а сами командиры передовых частей, – совали им снова винтовки в руки и, даже не переодев в шинели, в чем были – в первую линию боя! Их так и называли – "пиджачники". Берега Днепра, как весенними цветами, пестрели трупами в разноцветной гражданской одежде".

Больше всего только что призванных в ряды Красной армии погибло во время форсирования Днепра, когда людям, кроме немцев, приходилось бороться с водной стихией. Главный удар по врагу в ставке было решено нанести силами 1-го Украинского фронта с Букринского плацдарма, где очень высокий и крутой правый берег Днепра, который к тому же был хорошо укреплен немецкими войсками. Именно этот неприступный плацдарм пришлось штурмовать необстрелянным и безоружным воинам.

По воспоминаниям ряда очевидцев тех страшных дней, часто солдаты-новобранцы шли в бой "в гражданке", в которой были мобилизованы, и даже без какого-либо оружия.

Тогдашние мобилизации и штурмы довольно ярко изображает известный украинский писатель-фронтовик Анатолий Димаров:

"Никаких медкомиссий не было. На фронт забирали калек и больных. Я уже в 20 лет был инвалидом, слепой и глухой от контузии, все равно взяли.

И погнали нас на немецкие пулеметы знаете с чем? С половинками кирпичей! Так второй геноцид против украинцев был.

Мы были не обмундированы, не вооружены. Нас гнали целый день по лютому морозу, и пригнали в местечко, разрушенное до основания. Выдали те половинки кирпичей, показали громадный водоем, скованный льдом, и сказали ждать сигнала – ракеты. А когда она взлетит, дружно высыпать на лед и бежать на врага, который засел на противоположной стороне за крепким ограждением, и… выбивать его оттуда полукирпичами. А он пусть думает, что это… гранаты. Назад повернуть никто не мог, потому что нам показали хорошо оборудованные окопы, в которых через каждые три шага сидели смершевцы с нацеленными нам в спину пулеметами.

Меня спасло лишь то, что я уже порох нюхал, и бежал не в первом ряду, а в пятом. Мы добежали метров за сто от того ограждения, немцы нас подпустили. Вы представляете, голый лед, негде спрятаться! И как ударили из пулеметов кинжальным огнем! Ребята передо мной падали, как подкошенные, я тоже упал и лежал, а солдат передо мной аж вертелся от пуль, которые в него попадали. Все время на меня наползал… Потом немцы начали стрелять из минометов; слышали о таких минах, которые называли "квакушки"? Падает, ударяется о лед, не взрывается, а подскакивает вверх метров на 4-5, тогда взрывается и осколки идут вниз. Как меня теми осколками не убило?.. А затем взрыв – и черная яма, в которую я провалился. Меня санитары так и подобрали: с намертво зажатым кирпичом в руках".

Еще более страшную картину описывает его коллега Виктор Астафьев – очевидец форсирования Днепра:

"Самыми страшными оказались пулеметы. Легкие для перенесения скорострельные эмкашки с лентой на пятьсот патронов. Все они были предварительно пристреляны и теперь, как бы из узких шеек брандспойтов, поливали берег, остров, реку, в которой кипело месиво из людей.

Старые и молодые, сознательные и не сознательные, добровольцы и мобилизованные военкоматами, штрафники и гвардейцы, россияне и не россияне – все они кричали одни и те же слова: "Мама! Боженька! Боже!" и "Караул!", "Помогите!"… А пулеметы секли и секли, поливали разноцветными смертельными струйками.

Хватаясь друг за друга раненые и те, кого еще не зацепили пули, вязанками шли под воду, река бурлила, вздрагивала от человеческих судорог, пенилась красными бурунами".

Количество погибших было таким, что не всех удавалось даже хоронить по-человечески. Очевидцы тех боев вспоминают жуткие детали: вода в Днепре в те дни была буро-красной от человеческой крови и соленой на вкус:

"Густо плавали в воде трупы с выклеваными глазами, начавшие раскисать, с лицами, которые пенились, как будто намыленные, были разбиты снарядами, минами, изрешечены пулями… Саперы, которых послали вытягивать трупы из воды и закапывать их, не справлялись с работой – слишком много было убито народу… А затем, за рекой же, продолжалось сгребание трупов, наполнялись человеческим месивом все новые и новые ямы, однако многих и многих павших на плацдарме так и не удалось отыскать по балкам, похоронить", – писал Астафьев.

На плацдарм 6 на 11 километров бросались свежие подкрепления, которые немцы методично выкашивали артогнем, бомбежкой и пулеметами "под ноль", но ночью прибывало пополнение, которое так же "таяло" к темноте.

Другой очевидец боев за Днепр, известный писатель Виктор Астафьев позже писал: "Когда с одной стороны в Днепр входили 25 тысяч воинов, то на противоположном выходили — не более 5-6 тысяч".

Картина апокалипсиса на Днепре, в воспоминаниях того же писателя-фронтовика Астафьева: "Мы просто не умели воевать. Мы залили своей кровью, завалили врагов своими трупами".

В 1990-х годах внимание на проблему "черной пехоты" обратили отечественные ученые, одним из первых был доктор исторических наук Коваль. По его подсчетам, военные мобилизовали на территории Украины около четверти миллиона 16- 17-летних ребят. Сейчас над этой тематикой работают исследователи Король, Гриневич, Рыбченко.

"Первыми через Днепр под страшным огнем переправляли бойцов штрафных батальонов. Солдаты плыли держась за деревья, бревна, доски – и тонули тысячами", – написал известный российский историк, доктор исторических наук Виктор Король в своей работе "Битва за Днепр: героизм и трагедия". Он указал на почти полное отсутствие средств переправы: по состоянию на 22 сентября 1943 года, в разгар переправы, на Букринском плацдарме находилось всего 16 понтонов.

По свидетельствам, которые удалось собрать, оказалось, что тысячи таких "чернопиджачников" погибли как при форсированиях Днепра, так и во время освобождения Днепропетровска.

"Нахрена обмундировывать и вооружать этих хохлов?"

Поскольку Вооруженные силы СССР воевали "затратным способом", то уже с 1942 года они начали испытывать затруднения в плане людских ресурсов (повторимся, в армию стали призывать 17-летних, женщин и снижение медтребований для тех, кто ранее считался непригодными к службе). Но главное – потери восполнялись за счет мужчин в тех населенных пунктах, которые Красная армия занимала, и речь может идти о нескольких миллионах.

Такие огромные жертвы невооруженный людей были на совести советских военных командиров, которые пренебрежительно относились к мобилизованным солдатам, не считая их жизнь ценной. Показательным в этом плане является высказывание заместителя Верховного главнокомандующего Жукова на заседании перед началом форсирования Днепра, свидетелем которого был офицер по особым поручениям командующего 1-м Украинским фронтом Ватутина – Юрий Коваленко.

На вопрос командиров, во что одеть 300 тысяч мобилизованных, Жуков ответил: "Как во что? В чем пришли, в том воевать будут!" Когда же зашла речь о вооружении призывников, цинизм маршала перешел все границы: "Автоматическим оружием этих людей не вооружать! У них же за спиной заградотряды! Дай им 300 тысяч автоматов – и от заградотрядов ничего не останется. Они всех перекосят и чкурнут к немцам. Трехлинейку им образца 1891 года!"

Но заместитель командующего 1-м Украинским фронтом по тылу генерал Кулешов доложил, что на складах есть только 100 тысяч трехлинеек. Тогда командующий белорусским фронтом генерал Константин Рокосовский предложил послать в Москву в Ставку курьера, который бы доложил обстоятельства и попросил помощи с вооружением и обмундированием. И здесь прозвучала коронная фраза Жукова: "Зачем мы, друзья, здесь головы морочим. Нахрена обмундировывать и вооружать этих хохлов? Все они – предатели! Чем больше в Днепре потопим, тем меньше придется в Сибирь после войны ссылать".

Для Жукова вообще жизнь солдата ничего не значила, главное – достичь результата, какой ценой – это уже второстепенное. Свою позицию по этому поводу он четко выразил во время встречи с командующим войсками союзников Эйзенхауэром в 1945 году, поделившись со своим коллегой опытом разминирования полей:

"Когда мы наталкивались на минное поле, то наша пехота атаковала его так же, если бы его там не было. Потери, которые мы несли от противопехотных мин, мы считаем равными только тем, которые бы понесли от пулеметного огня и артиллерии, если бы немцы вместо минных полей решили защищать этот участок сильным военным соединением. Однако атакующая пехота не взрывает мины противотанковые. И после того, как она проникает в глубь минного поля и создает плацдарм, подходят саперы и делают проходы, через которые может пройти наша боевая техника".

Эйзенхауер был шокирован таким методом, ведь он прекрасно понимал, что ожидало американского командира, прояви он такую изобретательность, – позор, осуждение и суд.

Эпилог

…Хотел бы завершить словами из дневника Александра Довженко:

"Я был вчера на параде Победы … Перед Мавзолеем стояло войско и народ. Маршал Жуков прочитал торжественную и грозную речь Победы. Когда вспомнил о тех, что пали в боях в огромных неизвестных в истории количествах, я снял с головы головной убор. Оглянувшись, я заметил, шапки больше никто не снял. Тридцать, если не сорок, миллионов жертв и героев будто провалились в землю, или совсем не жили, о них вспомнили как о понятии… Перед величием их памяти, перед кровью и муками не стала площадь на колени, не задумалась, не вздохнула, не сняла шапки. Наверное, так и надо. Может, нет".

Безмерные потери, героическая трагедия возвращения Днепропетровска – вряд ли повод для разного рода театрализованных представлений и политических массовок, которые в последнее время так модно устраивать у нас в городе и окрестностях по случаю этой даты — "праздника освобождения Днепропетровска".

Красный и соленый от крови Днепр мало похож на праздник…